[Shoa]

Название: Малиновые сны
Автор: F-fiona
Персонажи: м/м
Рейтинг: NC-21
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст   
Предупреждения: BDSM, Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов   
Размер: Миди
Статус: закончен
Описание: Ты давно на него охотишься, а в это же самое время он охотится на тебя.
Примечания автора: Ориджинал с жестоким содержанием, пожалуйста, я не шучу.
Присутствуют наркотики, убийства (не гг), маньяк с обострениями.
Разрешение на размещение: получено

Обсуждение

Читать одним файлом

[Shoa]

Часть 1.

Толик сиял. Он сдал экзамен. Я, поборов зевок, поздравил его. Свой заслуженный «хор» я получил самым первым, ещё часа три назад.
- Отметим?
- Давай, - пожимаю плечами.
Выпить холодного пивка в такую жару самое оно. Мы загружаемся в мою Хонду, не новую, но на ходу, и решаем двинуть на набережную. Толик – единственный, с кем я общаюсь в институте. Он сам немного того. Вечно где-то летает, иногда спит на ходу. И мышление у него такое… Не как у других. Он абсолютно лишён чувства юмора. И помешан на компьютерах.
- А ты на что сдал?
- Четыре, - вздыхаю я. Третий раз спрашивает.
- Молодец, - говорит он.
- Знаю.
Дальше едем молча. Толик копается в своем смартфоне.
На перекрёстке сворачиваем налево, сто метров и мы на набережной. Машин мало – всё-таки полдень, рабочий день. Еле двигаюсь, решая, где запарковаться. Мой взгляд привлекает толпа молодёжи, некоторых ребят узнаю. Останавливаюсь, меня так удачно прячет куст сирени. Разглядываю паренька в жёлтой футболке и джинсах. Всё настолько в обтяжку, что для парня просто неприлично. Хотя он и не скрывает, что пидор и у него немало поклонников. Век свободы, мать его. Лучше бы коммунизм был. Носили бы все галстуки. Этот бы галстук я засунул этому клоуну в рот, пока ебал бы его в туалете.
- Увидел кого? – Толик поднимает глаза и поправляет очки.
- Ага. Этого, как его, Мишку из пятой.
И чего я юлю? Прекрасно знаю, как его зовут. Пацан перевёлся к нам ещё зимой и неизменно привлекал моё внимание. А это опасно. Правда, он об этом не знал.
- Пошли или посидим? – Толик серьёзен.
Блять, он всерьез хочет посидеть в машине без кондёра в тридцатиградусную жару? Просто выхожу и иду к виднеющемуся на горизонте ларьку. Там мы покупаем пиво и прячемся под тенью раскидистого дерева.
Я откидываюсь назад и закрываю глаза, наслаждаясь редким ветерком. Толик вещает. Если он начинает что-то рассказывать – это надолго. Можно выйти покурить, забежать на кухню, глотнуть водички, вернуться и как раз начнётся самое интересное. Отрешаюсь и погружаюсь в свои мысли, думая о новой модели только появившейся в ряде Субару. Одни достоинства, самое забавное, что я могу себе её купить. Но тогда разрушу легенду – откуда у студента из детдома столько денег?
- Представляешь? – толчок под рёбра, и я киваю, глотаю пива. Вот сдам экзамены и поеду куда-нибудь далеко. Очень далеко.
- Пошли, прокатимся? – Толик указывает на одиноко стоящий прогулочный катер.
А что? Идея.
Выбрасываем бутылки в мусорное ведро (я за экологию) и покупаем билеты. Кроме нас желающих немного: парочка, явно не знающая чем занять день, мамаша с дитём, компания каких-то колхозных тёток. Так как этого количества пассажиров явно маловато, то ждём ещё идиотов, которым взбрело в голову покататься в самое пекло по реке на разваливающемся корыте. К сожалению, ждать долго не приходится. Я замечаю, как у кассы толкаются недавно увиденные нами студенты, среди которых Миша. Ну круто. Может, передумают? Нет. Ржут, как кони, пытаются столкнуть друг друга в воду. Мише жарко, он снимает футболку, и все могут насладиться его торсом. Его мышцы не такие развитые, как мои, спорт он явно не жалует, руки худые, рёбра выступают, стоит ему глубоко выдохнуть, но, сука, это выглядит так привлекательно, так беззащитно, что у меня что-то сжимается внутри. Моя слабость вот такие вот мальчики. На вид ему лет пятнадцать, ну семнадцать. Не был бы он в параллельном потоке – не догадался бы, что он мой ровесник. Светлые-светлые волосы, голубые глаза, невинные такие, васильковые. Кожа, не тронутая солнцем, россыпь веснушек по всему телу. А ещё у него маленькая и упругая задница, которую он демонстрирует всем желающим в этих своих пидорских джинсах.
- Они будут кататься с нами, - выдаёт очередную реплику Толик.
- Угу, - отзываюсь я.
Компания замечает нас и решает подойти. Придурки, блять.
- Привет, - кто-то на вид знакомый. – Вы сдали, да?
- У меня пятёрка, - хвастается Толик.
- Сильно.
- Препод такая грымза, - возмущается кто-то.
- Да уж, я слышал, что она терпеть не может тех парней, кто не в костюме пришёл.
- Вот, блин, мне никто не сказал.
К разговору я не прислушиваюсь, пью своё пиво.
- А ты, - звонкий голосок, который я сразу узнаю, - на что сдал?
Делаю вид, что не слышу. Тонкая рука ложится на моё плечо, и я вздрагиваю. Поднять глаза всё-таки приходится. Щёки Миши чуть покраснели. То ли из-за выпитого, то ли из-за смущения.
- На четыре.
- А я на три, - он морщит свой маленький носик. – Так вот.
Миша, ты придурок, беги.
Но он садится рядом. Милая, забавная мышка сама не знает, что ползёт в ловушку.
Откуда-то появляется водка, пластиковые стаканчики, нехитрая закуска в виде чипсов. Я так же пью своё пиво, не поддаваясь на уговоры, а Толика уломали.
Катер отчаливает, врубают музыку. Я не отвожу глаз от Мишки, волосы которого треплет ветер. Он близко, что-то рассказывает, задорно смеётся, неумело курит. Представляю, как возьму из его тонких, словно у девушки, пальцев тлеющую сигарету, как поднесу к его плечу, любовно приложу… Сначала он будет недоумённо таращиться, потом заорёт. Его глаза расширятся, быть может, на них выступят слёзы, которые я потом слижу языком.
- Макс? – он кладёт свою руку на мою и не убирает её. – О чём ты думаешь?
- Ни о чём.
Смотрю на него так, что его нежные щёки заливает пурпурный румянец.
- А ты… - он делает глоток из моей бутылки, намеренно даёт паре капель стечь по губам, ниже, по подбородку. Хитро щурится, облизывает губы, как шлюха. – Как проведёшь лето?
- Отдирая тебя по полной, - хочется ответить мне, но вместо этого я говорю:
- Ещё не знаю.
Минимум информации. Перевести разговор на самого субъекта. Люди обожают говорить о себе.


***



Мишка позвонил на следующий день. Конечно, мучился с похмелья, его голос был хриплым и слабым. Блять, засадил бы я ему сейчас. Да не время.
Я откладывал встречу раз пять. Зато сдал последний экзамен. В институте Миша со мной демонстративно не поздоровался. Типа его никто и никогда не динамит. Звезда, блеать.
Пораскинув мозгами, я всё-таки пришёл к выводу, что не стоит гадить в своём же курятнике. Миша, как нежная фиалка, не поймёт моих замашек. А всё-таки хотелось бы доучиться. Всего год остался.
Всё изменил Толик. Как-то вечером я забежал к нему, да остался до утра. Делать-то всё равно было нечего.
- Кстати, - он поднимает от компа глаза. – А Мишку того помнишь?
Как, блин, не помнить этого блядского мальчика.
- Ты прикинь, ему, оказывается, двадцать шесть лет.
- Чего?
- Ну, вот смотри, - Толик манит к себе рукой и указывает на экран.
Там два досье. Одно институтское, красивое, на фото Мишка лыбится во все тридцать два в белой рубашечке. Говорю же, нужен красный пионерский галстук.
- Михаил Иванович Пустов – это он.
Да в курсе я, дебил. Пробегаю глазами по строчкам. По данным этой странички, ему двадцать два. Затем Толик открывает второе окошко. Тут наш Миша неожиданно в полицейской форме, без улыбки. Серьёзность дарит ему лет пять. Как и строчки ниже. Месяц и день те же, только год другой. Так и есть, ему двадцать шесть лет. Скоро двадцать семь. Но меня это мало заботит, после того, как я вижу полицейскую форму. Всё вдруг становится на свои места. И то, как он ко мне подкатывал, и то, что он так внезапно перевёлся, и шухер, который недавно поднялся в кругах.
Ах ты шваль ментовская… Хм. Лечь под меня вздумал? Поймать пытаешься? Как же на меня вышли?
Ладно… Как-то становится легче от того, что я могу позволить с ним себе всё. Позвоню завтра, отвезу на дачу. Место тихое. Нет. Нужно его на улице подловить. Чтобы он не успел никого предупредить.
- А где он живёт есть?
- Ага, - Толик зевает. Тыкает большим пальцем в экран. М-да, обычно указывают указательным пальцем. Для того он и указательный.
Я запоминаю адрес. Тут доходит.
- Толь, а откуда у тебя это?
- Да, скучно было, решил проверить всех знакомых…
Выдыхаю резко. Спрашиваю спокойно:
- А про меня?
- Про тебя ничего нет. Ты даже штрафы не платил.
Отлично. Не хотелось бы убивать Толика. С кем пиво пить тогда?
- А ты случаем не взломал базу полиции?
- Ага, они такие лохи.
- Следы замёл?
- Конечно, - он снова зевает. – Давай спать.


***



С утра мне подумалось, что я брежу. На фига менту меня соблазнять? Может, всё случайность? Но я сам в это не верил. Случайностей не бывает. Я выкурил три сигареты. Вообще-то, я бросил, а вот херня в том, что с ними лучше думается. Мишка, значит, мент. Не подумал бы. На это и расчёт. Сколько же он маячил у меня перед глазами. Наверное, для того, чтобы я привык. А после недавнего убийства, они решили, что хватит. Думают, что я голову потеряю от его тощей задницы? Да, классная работка. Фактически, торговать собой.
Эх, Миха, Миха, надеюсь, я ошибаюсь.


***



- Привет, - стараюсь придать тону ласковые нотки. Актёр из меня… Никакой.
Миха вздрагивает, оборачивается и его глаза тут же бегают.
- Как ты узнал, где я живу?
- У старосты узнал, - пиздёж, но прокатывает.
- Зачем?
- Хотел тебя увидеть, - прижимаю его тело к дереву, плюя на старушечье мясо на лавочке возле подъезда. Он тут толкает меня своими ручками в плечи:
- Полегче, Макс.
- Садись в машину, Миш, прокатимся, - он уже открывает рот, чтобы отказаться. Ляпнуть первую попавшуюся глупость – срочно нужно постирать носки или почистить зубной щёткой унитаз, но я тихо прибавляю: - Или очкуешь?
Его взгляд тут же становится уверенным. Он, виляя задницей, садится в машину. И, тварь, хлопает дверью. Блять, сломаю ему за это пальцы.
- Жарко, да? – я улыбаюсь несколько безумно, но уже можно. Птичка в клетке. Поднимаю стёкла на окнах, включаю кондиционер. Один щелчок, и двери откроет лишь потайная кнопочка.
Парень напрягается. Правильно, малыш. Я включаю радио, чтобы не заводить разговор. На дорогах пусто, мы быстро покидаем город и мчимся по трассе. Километров через сорок я притормаживаю и ныряю в лес. Миша не выдерживает: выключает радио и задаёт вопрос в лоб:
- Куда мы едем?
- На дачу, - спокойно, чтобы не нервировать его.
- Я вроде не соглашался ни на что.
- А я и не предлагал ничего.
Он прикусывает губу. Начинает всё-таки нервничать. Хватается за сотовый, но это не поможет. Пока он находится в моей машине и в десяти метрах от неё – не работает никакая связь. Очень полезное изобретение, кстати.
Я скатываюсь с дороги на тропинку, нас трясёт, зато вряд ли кто-то найдёт. Ещё десять минут такого неприятного путешествия, и мы у цели. Небольшой домик о котором не знает ни одна живая душа. Останавливаюсь и открываю двери.
- Уже дрейфишь?
- Иди ты, - бросает он и выходит.
Скоро и пойду, но для начала нужно убедиться в том, что я прав. В домике прохладно и сыро. Я достаю из неработающего холодильника колу и открываю. Не предлагая гостю, выпиваю напиток сам и удовлетворённо сжимаю одной рукой банку, которая превращается через секунду в жестяной блинчик.
Мишка стоит у двери. Я бы сказал, несколько бледный.
- Я в туалет, - скрываюсь в уборной и от души отливаю.
Когда я выхожу, парень уже стоит с направленным на меня пистолетом. Очень, очень жаль, маленький, что ты всё-таки по мою душу. Думаешь, я такой идиот, что оставил пушку на видном месте? Там холостые, которые никак не отличить от настоящих.
- Положи игрушку, поранишься, - с насмешкой говорю я.
- Отойди к стене, руки, чтобы я видел.
И зачем он меня ещё больше злит? Перед глазами всё и так красное.
- Ты говоришь как мент, - снова провоцирую.
- Я и есть мент, - ухмыляется. Вот придурок-то.
- А я в чём провинился?
- Не придуривайся! – он повышает голос, чем бесит меня ещё больше. – Ты киллер! Я прекрасно знаю об этом.
Он начинает мне надоедать.
- Ладно, клади пистолет.
- Дурак, ты у меня на мушке.
- Конечно, - я киваю и делаю шаг к нему, потом ещё один и так до того, как дуло не уткнулось мне в грудь. – Чего замер? Стреляй?
В расширившихся глазах был страх. Это затуманило мой мозг окончательно. Быстрым движением выбиваю пистолет, перехватываю его руки, связываю верёвкой, которую прихватил из ванной. Но он сопротивляется. Кто бы мог подумать, что в таком тщедушненьком тельце столько силы. Лупит меня со всей дури по животу ногой, отталкиваясь от стены. Пару секунд я теряю, приходя в себя, он с криком впивается зубами в моё плечо. И чего хотел этим добиться? Наверное, просто паника. Ударяю его наотмашь ладонью, он изворачивается и пинает меня, вот только я уже готов, даю нанести удар, подныриваю и сам пару раз хлопаю по его почкам. Он охает и оседает. Отлично. Удар в солнечное сплетение, чтобы ты захлебнулся. Удар по ушам, чтобы у тебя зазвенело в ушах, и ты был дезориентирован. Ну вот и всё. Затягиваю сильней верёвки и тяну тебя к крюку в стене. Отлично. Так твоё бескровное лицо прямо перед моим. Впиваюсь в твои губы, они пряные, такие манящие. Дрожащими от возбуждения руками провожу по рёбрам, опускаюсь к бёдрам, стискиваю задницу. Ты ещё лучше, чем я думал. Весь такой упругий, как пружинка в часовом механизме, которые ещё идут. Достать бы из тебя эту пружинку. Этим и займёмся.
Нож в заднем кармане джинс. Ты уже достаточно пришёл в себя, чтобы принимать участие в происходящем.
- Одно твоё слово, и я отрежу тебе язык.
Предупреждаю.
- Да пошёл ты, уёбок!
Все они так. Не верят. Лезвие входит в кожу где-то на сантиметра два. Он оглушающе орёт. По телу сладкая истома. Запах крови щекочет ноздри.
- Я же предупредил, - шепчу ему на ухо, всё ещё удерживая за рукоять нож, который до сих пор у него в ноге. – Теперь ты понял?
Кивает. Мягко улыбаюсь. Снова целую, обсасываю его нижнюю губу, проталкиваю язык в рот, как можно глубже. Его передёргивает. Хм, может он ещё и не гей? Только вот по сути, всё равно. Выдёргиваю нож и ловлю стон. Кровь пропитывает джинсы. Сердце трепещет в груди. Рву его футболку и вычерчиваю что-то ножом, оставляющим за собой кровавые полосы, которые я потом повторяю языком. Сладкий, хороший мальчик. Лапаю его задницу, сжимаю, массирую. Он закрывает глаза. Что, так быстро смирился? Проталкиваю руку в его узкие джинсы, глажу сжатую дырочку. Представляю, как тонкое лезвие мягко входит туда, как он обезумевает от боли, как я буду трахать его ножом, пока он не сдохнет. Чёртова тварь, хотела сдать меня. Не получится, мразь, не получится. Теперь я буду мучить тебя очень долго. Перехватываю в нахлынувшей ярости его горло и сжимаю. Хрипит, дёргается. Все люди жалкие в этот момент. Лицо красное, глаза выпученные. Отпускаю. Жадно глотает воздух, захлёбывается. Сейчас жизнь имеет большую ценность, чем час назад, да? Пока он приходит в себя, снимаю с него джинсы и трусы. Член у него небольшой, в светлом пушке. Хватаю и оттягиваю его. Вскрик. Мелодия для меня. А вот и яички. Такие подтянутые, красивые. Сжимаю. Закрываю рот поцелуем. По его телу пробегает дрожь от боли. Я знаю, как это. Подожди, Миш, ещё кулак в тебя не засовывал, вот это действительно больно.
Вспоминаю о своём желании. Где-то тут были сигареты… Они на полочке. Закуриваю, выпускаю дым ему в лицо, наблюдаю за ним. Грудь вздымается, перетянутые кисти покраснели. Он едва касается кончиками пальцев пола. А Мишка красив. Такой тонкий, нежный, словно эльфёнок. Касаюсь его кожи и пытаюсь прочертить по телу узор, следуя рисунку венок. Тихий выдох будто бы смирение. Бесит. Не сдавайся, урод! Красный огонёк на конце сигареты впивается в гладкую кожу на груди. Хриплый крик. Он уже сорвал горло? Неженка. Чувствую, что как-то неинтересно становится. Раздеваюсь, не хватало ещё свою одежду испачкать его кровью. Мой член налит кровью. У меня такой стояк, что кажется я сейчас табун перетрахать смогу.
Когда я оборачиваюсь, он в ужасе смотрит на меня, потом на член. Булькает что-то. Плюю на руку, исключительно чтобы не делать больно себе. Подхватываю его под бёдра и наслаждаюсь видом крошечной дырочки. Плотно сжатой, напряжённой. Один мокрый палец с таким трудом туда входит, что я едва не кончаю. Блять, это будет охуенно. Красная головка моего члена больше дырочки в несколько раз. Да, детка, давай, сжимайся сильней. Он шепчет что-то. Конечно, какую-нибудь пургу типа: «Не надо, пожалуйста» и прочие бла-бла. Я не понимаю ни слова. Перед глазами пелена. Проникаю медленно сначала и рывок под конец. Именно так, чтобы услышать этот ласковый крик. Он резко откидывает голову назад, забывая, что там стена и бьётся о неё макушкой. Вот дурак. Как же в нём хорошо, как же чудесно… Он очень узкий, такой узкий, что больно и мне, но это лишь добавляет кайфа. Двигаться неудобно, похож на юнца, тыкающегося в первую попавшую дырку, но это Миша, мой сладкий мальчик, не нужно так. Я целую его, и вдруг меня кусают. Ах ты, сучка! Я бью его. По лицу, по животу. Затем снова вхожу, разрывая. Сам виноват. Пара грубых толчков, до упора, до самого конца. Мог бы, достал бы до гланд. Жалко не могу… Кончаю бурно, наверное, выгляжу долбоёбом, но мне по фигу.
Крови немного. Наверное, не порвал, всего лишь трещина. Хорошо. Будет в следующий раз самое оно. Класс, уже думаю о следующем разе. Убить же его хотел. С сожалением смотрю на его мордашку. Он закрыл глаза, но веки трепещут. Стоооп. Эта херь рыдать вздумала? Точно убью. Тряпки у меня уже есть, ещё одна не нужна.
- Эй, сучка, жив ещё?
Он поднимает свои голубые глаза, горящие яростью. Осыпает меня проклятьями, матами. Вау, сколько новых слов. Когда его прекрасный ротик их произносит, то можно запросто обкончаться. Кстати, а губки у него нежные-нежные, кожа гладкая, на ней так красиво выделяются вспухшие порезы. Сказка, а не мальчик. Ну, трахнуть его ещё разок. А потом убить.
Я иду в ванную, принимаю душ. Глубокое удовлетворение, спокойствие. Малыш был тем, что нужно. Привожу себя в порядок, расчёсываю волосы, чищу зубы. Затем достаю из шкафчика маленькую ампулу, небольшой шприц. Когда Миша видит меня с этим, то не выдерживает:
- Что это?
- Как здорово, что ты спросил, - демонстрируя ему, набираю в шприц содержимое ампулы. – Это Малиновые сны.
- Что?
- Наркотик. Привыкание с третьего раза.
- Ты с ума сошёл?
- Блять, только заметил?
- Не нужно…
Он, кстати, хоть и слабо говорит, но вполне осознанно.
- Ну, ты, кстати, можешь мне поклясться, что никому не скажешь и убивать тебя мне не нужно. Бесполезно.
С силой загоняю в него иглу. Он крепко закрывает глаза, но не издаёт ни звука. Пользуясь моментом, осматриваю его. Ну, я так и не особо его поранил. Ну, да, нога, ну ничего. Грудь в крови, наверное, стоять не сможет. Желая проверить предположение, рублю по верёвкам и он падает. Нормально, жить будет. Молодой ещё. Наркотик действует, он в беспамятстве. На всякий приковываю его наручниками к батарее в ванной комнате, а сам собираюсь на рыбалку. Тут прекрасное место для охоты, но мне так жаль убивать зверюшек.


***



Возвращаюсь затемно. Тело всё ещё видит свои сны. Ввожу вторую дозу. По идее, у него должно быть жуткое обезвоживание. Хм. Напоить его? Блеванёт. Пусть валяется.


***



Утром просыпаюсь и сладко потягиваюсь. Настроение отличное. Пнув крупно дрожащее тело, я чищу зубы. Живой. Ещё под кайфом. Позавтракав бутербродом, решаю всё-таки его напоить, у меня же планы как бы на него. Ладно, вылью воды на него – не проснётся, ну и хрен с ним. Но он просыпается. Огромные чёрные глаза. Осознаёт, но не кажется страшным всё это.
- Пить, - шепчет он белыми губами.
Протягиваю молча литровую бутылку. Он присасывается к ней, так жадно, словно новорождённый котёнок к матери. Затем его рвёт. Я успеваю схватить его за волосы и засунуть в унитаз. Он в изнеможении прислоняется к стене и смотрит на меня:
- Я ведь сам хотел это дело.
Бля… Ну только наркотического бреда мне не хватало. Пора бы ему ещё ампулку. Передоз возможен, но по хуй.
- Не думал, что ты больной такой… И что будет так… Вот лучше я сдохну. Вчера мечтал сдохнуть. А… я сдох?
Достаю наркотик и шприц.
- Слушай, Макс – твоё настоящее имя?
- Нет, - бросаю я, перед тем, как сделать укол.

[Shoa]

Часть 2.

- Малиновые сны, - поёт радио, - с капелькой слезы.
Блять, они ёбнутые? Петь о наркотиках? Но меня это так веселит, что я похмыкиваю всю дорогу до дома. Настроение прекрасное. Мишка не сдох, к радости или к печали, я ещё не решил. Продолжает валяться в ванной. Он, конечно, простыл, лёжа на холодном кафеле. Говорю же, неженка. Его лоб пылал, а из груди дыхание вырывалось со свистом. Я оставил две бутылки воды рядом. Надеюсь, он не заблюёт всё, а то заставлю вылизывать. Ведь, правда, заставлю.
Всего я вколол ему пять ампул. Кстати, если что, они очень дорогие. Привыкание должно уже наступить. Без наркотика он не сможет. Ломка долгая и не каждый выдержит. В общем, парень по-любому не жилец. Прибавить воспалившуюся рану от ножа. Интересно, что убьёт его быстрей?
Подъезжая к дому, я был настолько поглощён своими мыслями, что совершил ошибку. Вообще-то, я как бы совершил ошибку, связавшись с Михой. А за каждую ошибку приходится платить. Меня схватили мусора. Скрутили, загрузили в бобик. Блять, сука, ну я же мог бы пораскинуть мозгами – если ебаный Миша мент, то его друзья тоже менты.
Волокут в участок. Не церемонятся. Рожи корчат страшные. У, мрази, напугали. Кидают в комнату без окон и дверей, жалкую, как и они сами. Руки сзади в наручниках. Вот ебанаты. Входит боров, морда кирпичом. Так, по ходу этот будет за плохого полицейского. Вдруг в коридоре сумятица, крики. Врывается молодой лось, телосложения примерно как я, тока жирнее, кидается сразу ко мне, хватает за грудки:
- Где Миша, тварь?!
М-м, как мило. Друг, любовник, напарник? Человек, которому мой Миша дорог. Пока никто кроме этого увальня не видит, шепчу:
- Выебал его во все дырки и разрезал на кусочки.
Он бледнеет, краснеет и со всей дури заезжает мне по лицу. Глотая свою кровь, я вдруг понимаю, что в рот-то я Мишеньку и не ебал. Это упущение. Ну, думаю, сейчас, на наркоте, он на всё согласится. Стоило мне воспроизвести в голове, как его сладкие пухлые губки сомкнутся на моём большом члене, как он с трудом будет помещаться у него в ротике, как я буду жёстко трахать его, касаясь горла… Блять, ну у меня стояк. Этого психнутого тем временем увели, стали успокаивать. Краем уха уловил, что его зовут Сергей. Ко мне заходит ещё один хер. Складывает руки на груди, бычит морду серьёзней:
- Значит, парнишка, дела у тебя…
- Дела у меня прекрасные, - перебиваю я. – Мозг не плавь, дядя, у вас на меня ничего нет. Или отпускаешь, или пытаешься отмазаться за незаконное задержание. Плюс мне нос разбили. С работы снимут тебя в любом случае.
- Слышишь, ты, отморозок…
- Рот прикрыл, - рыкнул я. Полицейский замолчал. Выругался. Вышел.
Класс, дебилы. Думают, понты со мной пройдут.
В общем, ко мне заходило ещё человек пять. По ходу, им было просто интересно посмотреть или нечего делать. В коридоре пару раз раздавались крики этого Серегея-гея, но прорваться ему не давали. Ну хоть какая-то польза от ментов.
Отпустили меня часа через три. Забавные они шавки.
Дома отмывался от ментовской вони всеми ебаными гелями. Пахнут мусора особенно, казёно, не своим, а ещё Советским союзом. Выходит, я под пристальным наблюдением. Заказы брать не получится. Ну и хер на вас. Всё равно лето, жара… Сложнее осенью, тогда именно хочется взять заказ, чтобы не сойти с ума.
Проблемно теперь с Мишкой. Этот долбаёб загнётся. Нужно думать, как к нему пробраться. Полдня я думал-думал, решил ночью. Зашёл в круглосуточный супермаркет, вышел через чёрный ход, сел в не засвеченную тачку и рванул.
После трассы пришлось ехать без фар, пару раз чуть не перевернулся, но даже круто бы было. Адреналин. Наконец, я на месте. Бегу к домику, врываюсь и охуеваю. Мишки-то нет. Моей шлюшки нет. Пиздец, что было, разнёс на хер эту халупу. Нет, конечно, я осмотрел сначала всё. Кровь на полу засохла – он свалил сразу, как я ушёл. Искать в лесу бесполезно, да ещё и ночью. От наручников избавился просто – вытянул руки. Содрал кожу до крови, но, наверное, ему было всё равно. Проблевался, конечно. Одной бутылки воды не было. Вот только меня мучил вопрос – как, нет, ну как эта маленькая сучка смогла уйти? Полуживая, почти дохлая! Блять, я бы не ушёл! Ну, пиздец ему. Я его найду. Выебу и убью.


***



Этот гандон ходит со слишком довольной мордой. Это я про этого Сергея. Нет, конечно, эта падла возомнила себя умной. Мишки у себя дома не оказалось, у брата тоже нет. Но, сука, ты забыл, что за деньги можно купить всё. Отваливаю тридцать штук. Тридцать! Нет, ну он их отработает по полной. Однако разживаюсь всем генеалогическим древом самого Мишани и этого мудилы. Они и сами, наверное, не знают, столько о родне, сколько теперь знаю я. Кстати, Серега-то братишка моего птенчика, двоюродный. Вот что так реагировал. Старше Мишки на шесть лет. Отцы братья.
Итак, начнём с семейки Сергея. У него две дочки. Конечно, сыновей сделать не получилось с его-то кислой спермой. Он наверняка мою мышку запрятал куда-нибудь подальше. У кого у нас есть дачи? Блять, не везёт, почти у всех ближайших родственничков. Огородники грёбаные. Приходится проверять их всех, следить. На это уходит почти неделя. За это время мне звонит два раза Толик, и мы два раза идём в бар пить пиво. Помня, что за мной следят, веду себя так, словно рад этой жизни как никогда.
На восьмой день мне везёт. Я приезжаю на дачу, находящуюся почти за сто километров от города, наблюдаю за ней весь день (тихо и безлюдно), а вечером вдруг вижу огонёк. Мишка дебил. Я говорил уже? Стараюсь действовать бесшумно, но скрипит несмазанная дверь. Сразу слышу его голос:
- Тётя Валя, это вы?
Нет, малыш. Осторожно ступаю по старым половицам и захожу в комнату, откуда донёсся звук его голоса. Миша, опираясь на костыли, стоит посредине. При виде меня его глаза становятся круглыми, а губы предательски дрожат.
- Нет, - шепчет он и оседает.
К счастью, я так соскучился, да и реакция у меня быстрая, успеваю подхватить его. А костыли с грохотом падают. Он лёгонький, мой мышонок. Несу его к дивану, сажусь сам и устраиваю парня у себя на коленях. Он отощал ещё больше, но температуры нет, и, что меня сбивает с толку, зрачки нормальные. От Малиновых снов ещё никто не уходил. Этот мальчишка просто неповторим. Да за эти знания я получу хер знает сколько. Бью его по лицу и встряхиваю:
- Малыш, да, давай, смотри на меня, - взгляд более осмысленный. – Как ты избавился от зависимости?
И этот маленький паршивец вместо ответа бьёт меня головой по лицу. А башка-то у него чугунная. Да и нос мне его братишка подпортил. Я ору, а он змеёй отползает. Хватаю его за ногу, поднимаюсь к ране и как следует на неё нажимаю. Он орёт и обмякает. Интересно. Значит, всё-таки заражение, но успели помочь. Мишка, Мишка, ты как редкий цветок, о тебе заботиться надо. Куда тебя в ментуру-то понесло?
Он постанывает в отключке. На лбу ледяной пот. Не вылечили до конца, гады. Ну не мне же лечить? Так, перво-наперво, валить отсюда. Ладно, если найду таблетки, то захвачу. Чёрт, нашёл. Ну, повезло пацану. Вываливаю содержимое холодильника в пакет, несу добычу и Мишку на плече в машину. Где бы нам скрыться? Пока займём пустую дачу тут, а дальше видно будет. Этому придурку Сергею в голову не придёт нас искать в этом же посёлке.
Ищу домик постарее и не ухоженный. Отлично, тут вот весь сад зарос. Без страха загоняю машину во двор, накрываю припасённым брезентом. Мишка кулем лежит на траве. Замок на двери древний, поддаётся с трудом. Осматриваюсь в доме. Небольшой, одноэтажный, на всех поверхностях сантиметровый слой пыли. Ага, фото в рамочке. Пожилая парочка. Наверное, на кладбище уже червей кормят. Надеюсь, по крайней мере. Щёлкаю выключателем. Так и есть, электричество отключено за неуплату. Радует газовый баллон. Неплохо. Чайку выпить утром удастся.
Притаскиваю Мишку сразу в спальню, привязываю за руки к кровати. Окно нужно завесить чем-нибудь, чтобы свет не был виден на улице. Рыскаю в шкафах, нахожу толстое лоскутное одеяло и прибиваю к раме. Отлично. Пара свечей. В их мерцании Мишка выглядит загадочно. Выливаю на него водички и жду, когда он отфыркается.
- Ну, маленький, - улыбаюсь ему ласково, убираю мокрые волосы с лица. – Рассказывай.
- Что? – смотрит на меня во все глаза.
- Как ты избавился от зависимости?
Молчит. Моргает.
- Детка, ты же понимаешь, что ты скажешь рано или поздно? Зачем добавлять себе мучений?
- Если я скажу, ты меня убьёшь. Больше я не буду тебе нужен.
Догадливая тварь.
- Ты же понимаешь, на что я способен? – вкрадчиво так, что бы он проникся.
- Да.
Эта сука осознаёт и молчит. Он долбанутый? Блять, он же мент, должен был читать обо мне. Что я чокнутый, отморозок.
- У меня высокий болевой порог, - вдруг прибавляет он. Мне кажется или по его губам скользит улыбка? Или это игра света?
Нет. Это вызов. Самый натуральный вызов.
Ладно, котёнок. Я уже сам хочу. Опускаюсь к его босым ножкам. Пяточка круглая, розовенькая. Такая крохотная ступня, как у ребёнка. Беру её в свои руки. Ледяная. Чуть прикусываю большой палец, и Миша вздрагивает. Свободной рукой нащупываю отвёртку, которую я предусмотрительно положил на пол. Замахиваюсь и бью. Получаю сладкий крик в ответ. Да, по себе знаю как это больно. Куча нервных окончаний, бьешь, будто по оголённым нервам. По-хорошему, для такого развлечения нужен мешочек с песком. Но раз его нет, не молотком же бить?
- Ты у ментов этого набрался?
Ты ещё и говорить можешь? Меня всё больше и больше вставляет это чудо.
- Я знаю, у нас так делали. Только дубинкой.
Вместо ответа ударяю ещё разок. С большей силой. Его крик переходит в вой, а затем в поскуливание. Суть этой пытки в том, что с каждым разом всё больней.
- Не передумал? Расскажешь?
Меня посылают. Твою мать, придурок, я и так борюсь с собой, а ты так? Ладно. Отшвыриваю за ненадобностью отвёртку. Может ему сразу яйца отрезать? Озвучиваю мысль.
- Умру от кровопотери раньше, чем ты сам прикончишь меня.
- Ладно.
Прав он тут. У меня где-то набор игл был. Очень будет кстати. Роюсь в сумке. Вот они, родимые. Достаю парочку. Жарко. Стягиваю футболку. Сажусь рядом с Мишей, который тяжело дышит и с осязаемым страхом наблюдает за моими передвижениями.
- Ты же боишься, чего выделываешься?
- Я не сдамся.
- В благородство играешь? Типа крутой?
- Типа жить хочу. Пока я тебе хоть зачем-то нужен, ты не убьёшь меня.
- Если ты не выморозишь меня, - замечаю я, осторожно отвязывая его руку. Маленькая ладошка доверчиво ложится на мою. Ноготочки короткие, ровные. Пока он ничего не успел понять, я загоняю иглу под один из них. Он резко дёргается. Зажмуривается. Я вижу, как его сердце бьётся под рёбрами. С испытательским интересом спрашиваю:
- Больно?
- Щекотно, - он задыхается.
- Хм, - впихиваю ещё иглу рядом. – А так?
- Ты больной ублюдок.
- Знаешь, ты как-то тоже не особо здоров.
Я отпускаю его руку. Она дрожит. Разрезаю футболку ножом и некоторое время играю с маленьким соском, пока он не становится твёрдой бусинкой. В этот раз мальчик готов. Стон сквозь стиснутые зубы. Острая игла легко протыкает плоть. Я слизываю капельки крови, затем играю с иголкой, теребя её.
Куда бы ему ещё повтыкивать иголки? М-м. Ну куда же ещё? Стаскиваю с него треники. Он без трусов. Это меня веселит. Взгляд падает на рану, заклеенную пластырем, и я делаю, прежде чем думаю. Просто втыкаю тонкую нитку стали в рану. Тут он орёт во весь голос. Вздрагивает, выгибается.
Меня ведёт. Перед глазами пелена. Горячо внутри. Безумно горячо. Раздвигаю его ноги и пытаюсь проникнуть в податливое тело. Он сжимается. Дурак. Засовываю ему в рот пальцы и верчу там. Немного слюны вместо смазки, помоги себе сам, называется. Так легче. Блять, какой он упругий внутри. Такой же горячий, как и я. Тяну к себе его бёдра, стоя на коленях, фактически удерживаю его тело навесу. Трахаю его и тереблю соски, проткнутые иголкой. Он кричит, извивается, но ещё больше насаживается. Его белые пальцы стискивают покрывало так сильно, словно это как-то поможет. Я полностью мокрый, воздух тут спёртый, но накатывает такой кайф. Дёргаюсь, падаю на моего мальчика, которого трясёт подо мной. Иголка из его соска впивается в меня. Но такую боль я не чувствую. Просто вытаскиваю эту херь и откидываю.
- Вытащи и из руки, пожалуйста.
Да как скажешь, маленький. Делаю это как можно больней и грубей. Он шипит. Улыбаюсь:
- Это только начало.
Он закрывает глаза, обессиленный. Сам еле держусь. Зато внутри глубокое удовлетворение. Так хорошо… Привязываю его руку обратно, засовываю в рот кляп. Он даже не возмущается, просто отрубается. Разглядываю его. Свечи почти догорели. Приходится приглядываться. Он хорошенький. Маленький. Не придётся рыть для него большую могилу.


***



Сплю я на кухне. С утра ледяной душ, горячей воды, сука, нет. Разглядываю пейзаж за окном. Деревенька маленькая, вокруг нас вроде нежилые дома. Пока сойдёт.
Открываю консервы и жую с чёрствой булкой. Чего я так туплю? Подставляюсь так. А всё из-за этого мальчишки. Крыша у меня давно поехала, а тут её вообще не догнать. Пора бы вытрясти из этого паршивца его маленькую тайну и закопать его тельце где-нибудь под яблоней.
Спит безмятежно. Даже завидно. Развязываю его руки и за волосы тащу в ванную комнату. Там я уже заполнил старое чугунное корыто водой. Рывком перегибаю его через край и удерживаю его голову под водой. Десять секунд, пятнадцать, двадцать. Пока хватит. Разрешаю глотнуть кислорода и снова под воду. Мишка так прикольно дёргает руками, брызги во все стороны, так, что я весь мокрый. Достаю его, наматываю волосы на кулак:
- Ну?
- Придурок!
Это не ответ. Снова под воду. Чувствую, что силёнок у него всё меньше, сопротивление не такое яростное. Выхватываю его, наши лица разделяет сантиметра три.
- Ну?
- Моя мать… - он кашляет, капельки попадают на моё лицо, - моя мать была наркоманкой. На меня с детства не действует ни одно обезболивающее.
Вот как. Снова под водичку. Интересно. Пока Мишка бултыхается, размышляю. Я думал, у него какой-то способ есть, а тут… Ну, может анализы у него взять можно, если вколоть ещё Малиновых снов? Может, что-то есть такое в его организме, что расщепляет наркотик? Смотрю, как дёргается его тело и ловлю шальную мысль – а его дырка сжимается так же? Всё. Мне сил нет как хочется проверить. Даю ему сделать пару глотков воздуха, и обратно под воду. В то же самое время проникаю в него. О, да. Это сладко. Да, сжимается. Офигенно. Чёрт, как бы он не захлебнулся. Достаю его, прижимаю к себе, нахожу наверняка болящие от вчерашнего соски. Он откидывает голову мне на плечо, тяжело дышит. Блять, лапаю его, мокрого, гладкого, будто только что увидел. Член пульсирует внутри, невозможно тесно, едва не кончаю. Рука ползёт ниже и натыкается на его восставший член. Малыыыш... Я понимаю, это реакция, наверное, из-за кислородного голодания, но… так вставляет. Трахаю его медленно, вожу рукой по его члену, он бесстыдно стонет, и у меня такое ощущение, что он не осознаёт совершенно, что происходит. Тыкается в мою руку, хочет разрядки, прижимается ко мне… Я плыву. Кайф совершенно нереальный, это круче чем любой наркотик. У меня в руках мальчик, которому я оставил жизнь, который отдаётся мне так, как ещё никто не отдавался. Я слизываю с него воду, смешанную с потом, впиваюсь зубами в загривок. Проникаю глубоко, медленно, но резко в конце. Каждый раз громкий стон, которыми он захлёбывается, мечется, мне приходится его удерживать, чтобы он не соскочил с члена. Мой мальчик, такой сладкий… Он хрипит, кончает, дрожит, сжимает меня так сильно, что на секунду мне больно и от этого я кончаю. Он всхлипывает, падает, когда я отпускаю его и отползает назад.
Руки не слушаются, я умываюсь и выдыхаю. Его будет сложно убить. Почему сейчас для меня важно выражение его лица? Подхожу, сажусь на корточки и убираю его руки, закрывающие лицо. Глазищи огромные, на щеках румянец. В целом, он выглядит как человек, которого только что оттрахали как следует.
- Мать, значит, наркоманка? Мишка, ты шизонутый сам.
- Я знаю, - он шепчет мне в губы и едва касается их.
- Ты больной.
- Как и ты.
- Миша… - вау. Я пытаюсь его образумить. – Я легко тебя убью и даже не вспомню.
- Пусть, - он откидывает чёлку в сторону и упрямо смотрит в упор.
Повезло мне нереально… Встретил долбаёба на свою голову. Я даже растерялся. Что мне с ним делать?
- Я ведь, правда, убью тебя.
Он грустно улыбается.
Может, не верит? Ладно. Я встаю, иду на кухню и возвращаюсь с ножом. Тонким, искусным. Этим оружием я убил слишком многих.
- Клади свою руку.
И он шлёпает ладошкой по мокрому полу. Я заношу нож. Он не может не понимать. Миша, убери свою грёбаную руку! Когда лезвие входит в его плоть, он с силой закусывает губу, совершенно готовый к этому. Лапуля. Это чертовски больно. Но не так больно, как в тот момент, когда ты теряешь себя. Здоровой рукой он нащупывает мою руку и обводит точно такой же шрам от ножа на ней.
- Кто тебя так? – голос низкий, дрожит.
- Ребята.
Выдираю нож, стираю кровь с тёплого лезвия.
- Больно?
- Нет.
- А тогда?
- Нет.
- Макс, а почему ты учишься в институте?
- Просто… - я смотрю ему прямо в глаза. Наверное, нужно солгать, но я отвечаю чистейшую правду, - хочу чувствовать себя нормальным.
- Я тоже.
- А с тобой что не так?
- В семь лет меня изнасиловал двоюродный брат. Серёжа… Потом продавал своим одноклассникам, когда стал старше. Они даже снимали это на видео. Меня ненавидела вся школа… Все.
- А родители? – его голос механический.
- Мама умерла от передоза, когда мне было года два. Папаша неизвестен.
- И ты молчал?
- А кому мне было рассказывать? – его глаза загораются странным огнём. – Один раз, после самого первого изнасилования, пошёл к его отцу (я жил с ними и они считают, что я обязан им по гроб жизни за это), мне всыпали ремня за ложь.
- Такого не может быть. Все молчали? – так хочется, чтобы он сказал, что всё это неправда, что он это выдумал, но в застывших стеклянных глазах настоящая ненависть.
- Все. До единого.
Молчим. Кровь капает с его руки на грудь. Миша не жалок даже сейчас. Он маленький и злой. Я был когда-то таким.
- Хочешь, - предлагаю зачем-то, - я убью его?
- Хочу, - он смотрит на меня с сияющей улыбкой маньяка. Блять. Как-то даже мне не по себе. Кто ещё больший маньяк из нас двоих?
- Убью, - обещаю я.
Ладно. Хватит тут сидеть. Пора бы и покушать что ли. Я встаю, он пытается, но падает. Нога болит после вчерашнего. Однако под моим тяжёлым взглядом поднимается, хромая следует за мной. Никогда не раскисай, не сдавайся, не будь жалким, не показывай, что тебе больно. Никогда. Если вдруг нарушишь хоть один запрет – убью. Жалко он не может читать мысли. Что ж, его проблемы.


***



Миша почти ничего не ест. Перебинтовывает себе сам руку и сворачивается калачиком на кровати. Я ложусь рядом. Внутри умиротворение. Злюсь. Чёртов мальчишка. Постоянно его так называю… Он маленький такой, просто птенчик. Хмурится во сне, вздрагивает. Они его насиловали. Его родной брат. Я по-любому убью этого жирного борова. Иначе просто нельзя. Ощущение такое, что я скатываюсь в пропасть. Миша рядом – это правильно и неправильно одновременно. Но впервые за долгое время, очень долгое время хоть кто-то рядом.

[Shoa]

Часть 3.

Утром оставляю Мишу дома, а сам отправляюсь в лес на пробежку. Бегу с остервенением, не сбавляя темпа вот уже несколько километров. Я не знаю, что делать. Оставаться здесь долго мы не сможем. Что дальше? Оставаясь с ним, я подставляюсь. Но я не могу бросить его. Не могу. Без сил я падаю в траву и смотрю на небо. Неожиданно чувствую себя живым. Он не боится меня, этот мальчишка не боится меня, он такой же, как и я. Шизанутый, чокнутый, полностью больной на голову. Ладно, посмотрим, что из этого выйдет. Если он мне надоест – я убью его. Клянусь. Убью особо жестоко и медленно, чтобы запомнить, что привязываться к людям нельзя.
Так. План. Нужно сваливать из России. Затеряться где-нибудь далеко. Залечь на дно. Только сначала есть одно дельце. Я должен выполнить то, что обещал Мише.

***


Этот маленький гавнюк смотрит на меня круглыми глазами. Не верит. Моё раздражённое: «Повторять не буду», и он собирается со скоростью ракеты. Мы едем в город, заезжая по пути в одно укромное местечко, где я забираю оружие (почти всё с глушителями).
Мы следим за домом его брата весь день. Миша взбудоражен, с трудом высиживает на месте, за что и получает пару затрещин. Он выбалтывает мне об этом борове всё: его привычки, его рабочий график, даже упоминает о месте, где он хранит свой казёный пистолет.
Везёт несказанно: бочка с жиром прикатывается домой к восьми вечера. К этому времени все ебанутые бабёнки, тащащие пакеты из супермаркета и детей из садика или школы, перетёрли все проблемы с соседями, перемыли косточки всему правительству и отправились домой кормить свои чад и мужей. Бесят эти старые дома, большие дворы, в которых каждый знает соседа, они ещё и здороваются, делают вид, что им интересно узнавать о проблемах друг друга. Да кого волнует кто-то, помимо собственной персоны? Меня вот никто. Ну, может быть Мишка. Немного.
Ближе к одиннадцати свет в окнах дома постепенно гаснет, прохожих всё меньше, как и машин, мчащихся по дороге за домом. Я даю знак пацану следовать за мной. Беру несколько пистолетов, нож, рассредотачиваю оружие на теле, не забыв про набор отмычек. Миша как-то сдувается с каждым шагом, кидает грустные взгляды на оружие, всё же торчащее из-под рубашки. Хочется сказать ему, чтобы не переживал, что я всё сделаю и он будет со мной в безопасности, но мой рот будто склеен «Моментом». Словно тени мы проходим в подъезд, поднимаемся на последний, пятый этаж, замираем у типовой стальной двери. Даю Мише фонарик, а сам орудую отмычками. Это легко. Такие замки я вскрывал сотни раз. И сейчас послушный стальной язычок замка с едва слышным щелчком отскакивает в сторону. Захожу в квартиру первый, мой нерадивый любовник, растерявший всю свою уверенность, прячется за мной.
Я спокоен как удав, не смотря на подскочивший от адреналина пульс, мгновенно ориентируюсь в обстановке. Холостяцкая квартира, не сочетающаяся мебель, пыль, свалка вещей… И громкие стоны из комнаты. Бросаю на Мишку взгляд. Он недоумённо пожимает плечами. С его братом никто не заходил, значит, пришёл потом. Я насчитал около пяти человек, которые могут представлять для меня потенциальную опасность. А к чему гадать, когда можно просто зайти и посмотреть? Делаю два стремительных шага к полузакрытой двери, но на мою руку ложатся тоненькие, ледяные пальчики. Поворачиваюсь к Мише. Он серьёзный и деловитый, одними губами произносит: «Я сам», и заходит в комнату.
Сергей лежал на спине, пузом к верху на диване, а на нём прыгала пышная такая деваха с огромными сиськами, взлетающими вверх-вниз. На что я обратил внимание, выглядывая из коридора, так на то, что член у этого борова был выдающийся. Толстый и очень даже не маленький. Как же он им Мишку-то ебал? Представив это, я почувствовал, что к щекам приливает кровь. Сам Миша тем временем вышел в кольцо света и опрокинул с комода какую-то статуэтку, привлекая к себе внимание. Его брат увидел его, грубо скинул с себя девку и расплылся в улыбке:
- Что, маленький вернулся домой?
Миша выдохнул, потянулся за сигаретами и зажигалкой. Сергей не отрывал от него взгляда. Деваха на полу потирала задницу.
- Я скучал, - низким голосом, окрашенным самодовольством, говорит боров.
- Знаешь, как ни странно, я тоже.
Курица поняла, что ей ничего не светит, накинула халат и выбежала из квартиры (я едва успел спрятаться в тени кухни). Миша выпускал колечки дыма вверх, а Сергей не отрывал от него взгляда. У него всё так же был стояк. Кивнув на это сигаретой, мой маленький птенчик, поинтересовался:
- Проблема?
- Как видишь, - боров провёл рукой по своему «стволу». – Он по тебе тоже скучал.
Миша кивнул, затушил сигарету в пепельнице, и стал раздеваться. Я охуел, а боров ничуть. Он с жадностью следил, как моё тело разоблачается и предстаёт перед его взором. Затем Сергей потянулся куда-то и вытащил смазку. Миша заполз к нему на диван и упёрся руками о его спинку, выставив тощую задницу. Скользкие пальцы жирдяя погладили его дырку, прошлись к его яйцам, сжали их в своих ручищах. Затем Сергей прихватил его член губами и стал посасывать, теребя поросшие светлыми волосинками семенники. Я различил стон. Не переставая своих манипуляций с членом брата, боров вставил ему в анус сразу два пальца, покрутил там, добавил ещё один, стал потрахивать его рукой, на что этот мелкий поганец стал двигать задницей в такт. Он был возбуждён, раздвинул ладонями половинки ягодиц, без стыда демонстрируя свою растянутую дырку и приказал:
- Целуй там.
Жирдяй подчинился. Он обхватил узкие бёдра руками и зарылся в его задницу лицом. Миша шумно выдохнул, сжал одной рукой обивку дивана. Сергей работал языком, впивался им в самое сокровенное отверстие моего Мишки от чего последний едва стоял на ногах.
- Маленький, можно уже? Ну можно? – заканючил боров. Его член сочился смазкой.
- Нет, - сдавленно ответил Миша. – Ещё.
- Ну пожалуйста, малыш, ну давай…
- Ладно, - Миша сдался.
Боров радостно плюхнулся на спину, а Мишка запрыгнул сверху. Он выдохнул, закусил губу и стал осторожно опускаться на этот безобразно толстый и внушающий уважение член. Сергей под ним задёргался. Мне было хорошо видно, как напрягаются мышцы ануса, впуская в себя такое безобразие, как боль пробегает по лицу поганца. Но ему это нравилось. Он насадился на член и замер на пару мгновений, перевести дух. Его урод-брат повизгивал под ним.
- Ты такой большой, - тихо заговорил Миша, чуть приподнимаясь. – Такой мощный. Такой толстый.
Он поднялся полностью, так, что я увидел головку и резко, с хлюпающим звуком опустился обратно.
- Тебе нравится, да? Ты сейчас смотришь на меня и готов кончить, да?
Я не понял, мне эти слова были адресованы или нет, но я боялся пропустить хоть секунду из того, что разворачивалось передо мной, поэтому вообще не шевелился и не дышал.
Миша поднимался снова и снова, толстый член исчезал в нём, проталкивался до самого конца, хлюпал и причинял боль, смешанную с удовольствием. Короткие, пухлые пальцы брата сжимали его задницу, оставляли на белой коже отметины. Они оба стонали, оба раскраснелись.
- Стой, - вдруг слабым голосом требует Миша.
Он сползает с брата и ложится на спину.
- Трахни меня как следует.
Сергея не нужно упрашивать. Он тут же накидывается на него, вставляет свой член до самых яиц, вытаскивает, подталкивает бёдра парня ближе к себе и быстро-быстро начинает его ебать. До хриплого крика из горла Миши, до пота на его лбу, до его расширенных от удовольствия глаз.
Когда жирдяй кончает, то его тело содрогается будто от судороги. Весь его жир колышется, как желе. Миша тут же сталкивает его с себя и равнодушно, что не вяжется с его румянцем, говорит:
- Убей его.
Ну, тут понятно, что это ко мне. Даже не целясь, я разряжаю в кусок жира обойму. Тело вздрагивает от каждой пули и после последней затихает навсегда.
- Ты не кончил? Иди ко мне.
После борова он растянут, мокрый внутри, но трахать его так приятно. Трахать, выворачивая суставы, нажимая членом внутри на простату, так, чтобы он орал, и смотреть на остывающее тело его брата.
Миша дрочит себе с остервенением, и когда буквально через минуту кончает, то сжимает меня так, что кончаю и я. Мы валимся на пол, тяжело дыша.
- Ты больной, - спокойно выдаёт он и тянется к сигаретам.
- Ты тоже, знаешь ли.
Я поднимаюсь, застёгиваю ширинку, иду на кухню. Глотнуть воды и найти что-нибудь быстро воспламеняющееся. Ограничиваюсь двумя глотками из-под крана и каким-то непонятным тряпьём. К моему возвращению Миша одет и снова курит. Что-то его несёт. Будет много курить – сдохнет раньше времени.
Тряпьё я кидаю на труп, щёлкаю зажигалкой.
- Что ты делаешь? – Миша без особого интереса задаёт вопрос. Мне казалось, что он более сообразительный.
- На нём твоя ДНК.
- А.
Некоторое время он молчит, глядя как пламя поглощает его брата. Раздаётся длительный и громкий звук пердежа и от тела начинает характерно вонять. Даже после смерти он такое дерьмо.
- Как думаешь, огонь уничтожить всё тут? Не нужно искать видео?
- Да, - отвечаю я, хотя не уверен в этом. Он просто не успеет.
- Тогда пошли?
Мы спускаемся вниз к машине. Я чувствую нечто странное, тёплое в груди. Убить борова было верным решением. Миша отомщён. Приятный бонус в виде секса оказался крайне занимательным. Даже не верится, что этот маленький поросёнок теперь только мой. Я прижимаю его к машине, ловлю немного удивлённый взгляд и целую. Наверное, это самый первый поцелуй в моей жизни. Потому что я не помню остальные, да я вообще не помню, были ли они. Это не важно. Важен один лишь Мишка, немного вздрагивающий в моих руках, и так доверчиво льнущий ко мне. Я смакую его имя, снова и снова прокручиваю в голове. Миша… Мой маленький ангелочек с самой красивой задницей, что я видел. Отстраняюсь нехотя, понимая, что сейчас повыбивает стёкла в квартире и соседи проснутся от грохота, если уже не проснулись от запаха гари. Миша смотрит на меня как-то грустно, вздыхает.
- Что?.. – мой вопрос повисает в воздухе. На затылок обрушивается нечто тяжёлое, выбивает сознание.

***


- Чего ты так долго копался?
- Блять, умный такой, занялся бы им сам.
- И как ты его раскрутил?
- Не знаю, - неуверенно. – Сошлись на том, что мы оба чокнутые.
Тихий смешок.
- Ты поработал на славу. Вообще, хорошая идея. И брата твоего убрал, и тебя трахнул, и запал на тебя, как я посмотрю.
- Бабки гони.
- Смотреть как он умирает будешь?
Колебание.
- Да, я хочу убедиться, что эта сука умрёт.
- Уже сука?
- Да он ёбнутый на всю голову. Видел бы ты его глаза, когда он стрелял в Серёжку.
- Да уж.
- Как замечательно, друзья мои, - я привстал, игнорируя нарастающую головную боль, - что вы спелись.
Толик и Миша синхронно обернулись ко мне.
- Толя-Толя, - хмыкаю я. – Ладно этот мелкий сучонок предаст всех ради выгоды. Ты, наверное, - догадался я, вспомнив фото, которые показывал Толик, - и в ментуре не работаешь?
Миша сухо кивнул.
- А ты, Толик, что сделал я тебе? Стой. Не отвечай, кажется, я угадал. Я кого-то убил из твоих?
- Да, уёбок, - мой друг скидывает на землю свои очки, - мою семью!
- Видишь, как всё предсказуемо. Прости, Толик. Мне, правда, ни капельки не жаль, но прости. Другом ты был неплохим.
- Иди на хуй, - равнодушно посылает меня дружок. – Я убью тебя.
- В этом, мой друг, ты не оригинален. Но я тебя понимаю. Можно последнее желание?
Толик хмуро посмотрел на Мишу и тот неуверенно кивнул.
- Можно отлить? – я улыбнулся. – Не хочу быть обоссавшимся трупом.
Дело в том, что после смерти происходит расслабление всех мышц. Сфинктера, кстати, тоже, но ели мы с утра, так что, думаю, с этим прокатит.
Миша, скрывая улыбку, отвернулся, Толян выдал:
- Иди, ссы. Только не дальше, чем два метра.
Вообще, мы находились в лесу на поляне. Глухом таком лесу, на обычной такой поляне. Убежать я со связанными руками и ногами не смогу. Толик сковал наручниками все мои члены.
Кое-как мне удаётся встать, пропрыгать до ближайших кустов, высвободить хер и сделать задуманное. Дела мои, откровенно говоря, хуёвые. Миша видел всё моё оружие и, естественно, достал его всё. Я же знал, что так близко никого подпускать нельзя. Мне должно было быть грустно, обидно – ведь он предал меня. Всё, что было – лишь для одной цели. Толик хотел причинить мне боль, для того и нанял вертящего задницей и рассчётливого Мишку. Который каким-то непостижимым образом смог сделать то, что не удавалось никому. Я действительно запал на него и доказал это, убив его брата. Но грустно мне не было. Я был счастлив по тому, что в людях давно разочаровался, глупо ожидать от этих мерзких животных что-то высокое и благородное. Да и сам я один из гадчайших их представителей. Только не смотря на всю мерзость, что выпала мне, которую не перенесёт ни один нормальный и здравомыслящий человек, я могу испытывать это красивое чувство, которое перечёркивает всё. Одна мысль об этом наполняла меня непостижимым счастьем, которое выступало за границы моего существования. Пусть я умру – это неважно. Важно то, что Бог видит меня, раз послал мне такой подарок. А я был уверен, что он давно потерял меня со своих божественных радаров. Спасибо. Просто спасибо. Наверное, всё это не было зря, и я готов снова и снова вытерпеть всё, что случилось со мной ради этого момента, который возвысил меня.
Я вернулся и встал перед ними, типа готов. Толик хмурится и вскидывает свой кольт. Ему не нравится моё сияющее лицо, а мне насрать. Я счастлив.
Первая пуля попадает в плечо. Блять, суслик косоглазый. Больно же. Он так изувечит меня, а не убъёт! Вторая пуля цепляет живот. Это уже лучше. Горячо. Я падаю. Изо рта кровь. Булькает забавно так. Он нависает надо мной и стреляет в третий раз. Вот придурок. У меня сердце с правой стороны. Я ржу, но изо рта лишь потоки густой крови.
- Он сдохнет?
- Конечно, ты прострелил ему сердце, - отвечает Миша с интересом разглядывая меня.
- Ну и отлично, - Толику не приятно смотреть на мои ссудороги. - Слушай, может ко мне?
- Да иди ты.
- Я заплачу, если хорошо отсосёшь.
- Отвали, ты не в моём вкусе.
- А он, значит, в твоём?
- А тебя ебёт?
- Да. Мне интересно. Тебе он нравится?
- Вот тебе вместо ответа.
Миша берёт пистолет у Толика, и, не целясь, стреляет в меня. Не знаю, куда он хотел попасть, но пуля угождает в руку. Вот ебанаты. Но я закрываю глаза и стараюсь не булькать, всем видом показывая, что душа покинула моё бренное тело.
Шаги, холодные пальцы на шее, щупающие пульс.
- Сдох он, сдох. Поздравляю, Анатолий. Ты отомстил.
Я понимаю, что Мишка нащупал бьющуюся венку на шее и зачем-то соврал. Только жить мне осталось всё равно немного.
Они загружаются в машины, полушутливо переругиваясь, и уезжают. Я могу открыть глаза и задохнуться от красоты точного неба, покрытого россыпью миллионов звёзд, многие из которых даже не имеют названия.
Эх, всегда знал, что умру вот так вот. Я чувствую, как онемели кончики пальцев, как холод пробирается по позвоночнику. Внезапно слышу шелест шин и передо мной возникает лицо Мишки.
- Прости, - шепчет он.
«Придурок, хули припёрся!?», - хочется сказать мне, но кровь во рту мешает.
- Я помогу тебе, - вижу шприц с очень знакомым содержимым. Малиновые сны! Нет! Не делай этого. Я дёргаюсь, вырываюсь, но игла входит в вену и наркотик через секунду у меня в крови. – Вот, так лучше. Ты не умрёшь от болевого шока.
Да, блять, я умру от внутреннего кровотечения, что будет гораздо более мучительней и менее гуманно.
- Макс… И почему ты не сказал мне своё настоящее имя? Я бы хотел его знать, - задумчиво произносит Миха и ложится рядом. – Знаешь, я вернулся не потому, что влюбился в тебя или что-то в этом роде. Просто ты хороший. Ты не заслуживаешь такой смерти. Я хотел тебе её облегчить. Я буду с тобой до того момента, как твоё сердце перестанет биться.
Кто-то из нас двоих точно сошёл с ума. Осталось лишь определить: весь мир или я.
- Макс, слушай, а ты помнишь родителей Толика? Нет? Ну и хрен с ними. Может ты просто хотел бы узнать за что?
Господи, избавь меня от этого идиота. Я предпочёл бы умереть немедленно. Пусть только он сейчас же заткнётся.
- А помнишь, как мы катались на катере? Вот жарища была. А ты весь такой недоступный, загадочный, я чуть из трусов не выпрыгивал, а ты, блять, недотрога. А потом, в том домике… Ты такой классный, Макс.
Моя голова кружится, будто я сижу на карусели. Боли нет. Но… я же изучал этот наркотик, я же понимаю, что этот долбоёб вколол мне очень много. У меня однозначно будет передоз. И, если вдруг я выживу, то останусь инвалидом. Блин, о чём я? Выживу? Хм. А почему бы не попытаться? Руки не мои, но слушаются. Миша лапочка. Миша маленький. Миша беспечный. Я беззвучно вытаскиваю нож из чехла на его ремне и всаживаю ему в бок. Удивление сменилось радостью. Не любит, значит. Отталкиваю его тело. Ничего, очухается, я важных органов не задел.
Перед глазами всё плывёт. Миша, маленький ублюдок, кто просил вкалывать столько наркотика?
По груди и ногам течёт кровь.
Ключи в замке зажигания. Куда ехать? Я едва соображаю.
Не хочу умирать здесь. Понятия не имею, где нахожусь и есть ли рядом больница. Что мне остаётся? Только положиться на везение.
С пробуксовкой срываюсь вперёд, рвусь куда-то. Перед глазами пятна, заслоняющие всё вокруг. Белые такие.
Газ – это педаль справа. Или слева?
Чёрт, я теряю сознание. Слабость обрушивается на моё тело, как вода, вылитая каким-нибудь шалунишкой с балкона на беспечных и беззаботных прохожих. Падаю в пропасть. Улыбаюсь и падаю. Мишка, ты лучший.

[Shoa]

Эпилог.

Молодой мужчина стоял на мосту через реку. Но его внимание привлекала не застывшая, переливающаяся от вечерних огней гладь воды, а находящаяся неподалёку шиномонтажная мастерская. Несколько рабочих в потрёпанных комбинезонах «переобували» на зиму уже не новую Хондочку. Один из рабочих был ему хорошо знаком. Эти тёмные волосы, эти глубокие, но такие пустые глаза. Он не разговаривал вот уже несколько лет. Его взгляд иногда бывал осмысленным, но чаще всего смысла там было столько же, сколько в постоянных предсказаниях даты всеобщего аппокалипсиса.
Мужчина выкинул докуренную сигарету в воду и тут же потянулся за новой. Тем временем, его знакомый рабочий упустил колесо, которое покатилось прямо на проезжую часть. Рабочий бесстрашно кинулся за ним. Послышался визг тормозов, маты. Он просто не понимал, насколько это опасно, как не понимает ребёнок, почему мама кричит на него, стоит ему перегнуться через перила на лестнице. Другие рабочие тут же подбежали к нерадивому сотруднику, один схватил колесо, другой, отвесив ему затрещину, потащил мужчину к гаражу. Они бы его давно уволили, если бы не получали сверху столько денег. А этот самый местный сумасшедший и не понимал, что всё это ради него. Вряд ли он вообще что-то понимает. Он всё ещё на «Снах». Жить ему осталось немного. Он так забавно мычит, когда получает очередную дозу. Специальный человек следит за этим. Один уже поплатился своей жизнью, когда выдал рабочему сразу несколько доз. Конечно, он вколол себе всё сразу. Тот вечер мог стать для обоих последним, но мужчина, куривший сейчас сигарету за сигаретой, тогда успел. Он вызвал скорую. Лучшую в городе, платную, там, где все врачи были куплены им. Пока они ехали, он целовал грубые руки и молил того, в кого уже давно не верит, о том, чтобы он не забрал его. А потом собственноручно убил всю бригаду скорой. Потому что они видели его слабость.
Бок потянуло. Так часто бывало после того ранения ножом. Но мужчина ощущал вместе с тянущей болью нереальный кайф. Болит, значит, он ещё живой. Назло всем.
- Извините, - тихий голос помощника отвлёк от размышлений.
- Что?
Помощник вздрогнул от пронзительного взгляда голубых, почти васильковых глаз.
- Вас ждут.
- Пусть ждут, - мужчина отвернулся, попытался найти глазами худую фигурку в комбинезоне, но рабочий скрылся в помещении. Дьявол. – Ладно, поехали.
Он сел в тёплое нутро машины, закрыл глаза. Надежды почти не осталось. Он никогда его не вспомнит, никогда не станет прежним. Бесполезно, глупо. Как же быть? Надежда таяла с каждым днём. Приходить сюда было больней с каждым разом. Но мужчина знал, что было кое-что, что оставалось после надежды. Смерть. Это было слабым, но всё же утешением.


Конец.